Сказка Снежная королева - Ганс Христиан Андерсен

Снежная королева - это сказка из семи рассказов о Кае и Герде, детях из очень бедных семей. Однажды Кая забирает с собой Снежная королева, а Герда отправляется в путь, чтобы спасти своего друга. По дороге она встречает чародейку, принца и принцессу и маленькую разбойницу, но несмотря на все препятствия, она находит Кая...


Сказка Снежная королева слушать:



Если не виден аудиоплеер на мобильном устройстве:
Аудиосказка Снежная королева представлена в формате mp3

Сказка Снежная королева читать:


Ну, начнем! Дойдя до конца нашей истории, мы бу­дем знать больше, чем теперь. Так вот, жил-был тролль, злющий-презлющий; попросту говоря, дьявол. Как-то раз он был в особенно хорошем рас­положении духа: он смастерил такое зеркало, в котором все доброе и прекрасное уменьшалось донельзя, все же плохое и безобразное, напротив, выступало еще ярче, казалось еще хуже. Прелестнейшие лужайки выглядели в нем вареным шпинатом, а лучшие из людей - уродами, или казалось, что они стоят кверху ногами, а животов у них вовсе нет! Лица искажались до того, что нельзя было и узнать их; случись же у кого веснуш­ка или родинка, она расплывалась на все лицо. Дьявола все это ужасно по­тешало. Если человеку приходила доб­рая, благочестивая мысль, то она от­ражалась в зеркале невообразимой гримасой, так что тролль не мог не хохотать, радуясь своей выдумке. Все ученики тролля — у него была своя школа - рассказывали о зеркале, как о каком-то чуде.

— Теперь только, - говорили они, -можно увидеть весь мир и людей в их настоящем свете!

И вот они бегали с зеркалом повсю­ду; скоро не осталось ни одной стра­ны, ни одного человека, который бы не отразился в нем в искаженном виде. Напоследок захотелось им добраться и до

неба, чтобы посмеяться над ангелами и самим творцом. Чем выше поднимались они, тем сильнее кривлялось и корчилось зеркало от гримас; они еле-еле удерживали его в руках. Но вот они поднялись еще, и вдруг зеркало так перекосило, что оно вырвалось у них из рук, полетело на землю и разбилось вдребезги. осколки над городомМиллионы, биллионы его осколков наделали, од­нако, еще больше бед, чем самое зеркало. Некоторые из них были не больше песчинки, они разлетались по белу свету, по­падали, случалось, людям в глаза и так там и оставались. Че­ловек же с таким осколком в глазу начинал видеть все навы­ворот или замечать в каждой вещи одни лишь дурные стороны - ведь каждый осколок сохранял свойство, которым отличалось самое зеркало. Некоторым людям осколки попа­дали прямо в сердце, и это было хуже всего: сердце превраща­лось в кусок льда. Были между этими осколками и большие, такие, что их можно вставить в оконные рамы, но уж в эти ок­на не стоит смотреть на своих добрых друзей. Наконец, были и такие осколки, которые пошли на очки, только беда была, если люди надевали их с целью смотреть на вещи зорко и су­дить о них вернее! Злой тролль хохотал до колик, так прият­но щекотал его успех этой выдумки! А по свету летало еще много осколков зеркала. Сейчас мы об этом услышим!



Рассказ второй МАЛЬЧИК И ДЕВОЧКА

В большом городе, где столько домов и людей, что не всем и каждому удается отгородить себе хоть маленькое местечко для садика, и где поэтому большинству жителей приходится довольствоваться комнатными цветами в горшках, жили двое бедных детей, но у них был садик чуть побольше цветочного горшка. Они не были в родстве, но любили друг друга, как брат и сестра. Родители их жили в мансардах смежных домов. Кровли домов почти сходились, а под выступами кровель шло по водосточному желобу, приходившемуся как раз под окош­ком каждой мансарды. Стоило, таким образом, шагнуть из какого-нибудь окошка на желоб, и мож­но было очутиться у окна соседей.

У родителей было по большому дере­вянному ящику; в них росли лук, пет­рушка, горох и небольшие кусты роз - в каждом по одному, - осыпанные чудны­ми цветами. Родителям пришло в голо­ву поставить эти ящики на водосточном желобе; таким образом, от одного окна к другому тянулись словно две цветоч­ные грядки. Горох спускался из ящи­ков зелеными гирляндами, розовые ку­сты заглядывали в окна и сплетались ветвями; образовалось нечто вроде три­умфальных ворот из зелени и цветов.

кай и герда дома

Так как ящики были очень высоки и дети твердо знали, что им нельзя перевешиваться через край, родители часто позволяли мальчику с девочкой хо­дить друг к другу по крыше в гости и сидеть на скамеечке под ро­зами. И что за веселые игры устраивали они тут!

Зимою это удовольствие прекращалось, окна зачастую по­крывались ледяными узорами. Но дети нагревали на печке мед­ные монеты и прикладывали их к замерзшим стеклам - сейчас же оттаивало чудесное круглое отверстие, а в него выглядывал веселый, ласковый глазок - это смотрели, каждый из своего ок­на, мальчик и девочка, Кай и Герда. Летом они одним прыжком могли очутиться в гостях друг у друга, а зимою надо было сна­чала спуститься на много-много ступенек вниз, а затем поднять­ся на столько же вверх. На дворе порхали снежинки.

- Это роятся белые пчелки! - говорила старушка бабушка.

- А у них тоже есть королева? - спрашивал мальчик; он знал, что у настоящих пчел всегда есть королева.

- Есть! - отвечала бабушка. - Снежинки окружают ее гу­стым роем, но она больше их всех и никогда не остается на земле - вечно носится на черном облаке.зеркало Часто по ночам пролетает она по городским улицам и заглядывает в окош­ки; вот оттого-то они и покрываются ледяными узорами, словно цветами! - Видели, видели! - говорили дети и верили, что все это су­щая правда.

- А Снежная королева не может войти сюда? - спросила раз девочка.

- Пусть-ка попробует! - сказал мальчик. - Я посажу ее на горячую печку, вот она и растает!

Но бабушка погладила его по головке и завела разговор о другом.

Вечером, когда Кай был уже дома и почти совсем разделся, собираясь лечь спать, он вскарабкался на стул у окна и погля­дел в маленький, оттаявший на оконном стекле кружочек. За окном порхали снежинки; одна из них, побольше, упала на край цветочного ящика и начала расти, расти, пока наконец не превратилась в женщину, укутанную в тончайший белый тюль, сотканный, казалось, из миллионов снежных звездочек.

отражение снежной королевы в зеркале

Она была так прелестна, так нежна, вся из ослепительно-бело­го льда и все-таки живая! Глаза ее сверкали, как звезды, но в них не было ни теплоты, ни кротости. Она кивнула мальчику и поманила его рукой. Мальчуган испуганно спрыгнул со стула; мимо окна промелькнуло что-то, похо­жее на большую птицу.

На другой день был славный морозец, но затем наступила от­тепель, а там пришла и весна. Солнышко светило, проглянула травка, цветочные ящики опять были все в зелени, ласточки ви­ли под крышей гнезда. Окна растворили, и детям снова мож­но было сидеть в своем малень­ком садике на крыше. озы цвели все лето восхити­тельно. Дети, взявшись за руки, целовали розы и радовались солн­цу. Девочка выучила псалом, в ко­тором тоже говорилось о розах; она пела его мальчику, думая при этом о своих розах, и он подпевал ей: Розы цветут,.. Красота, красота! Скоро узрим мы младенца Христа.

Дети пели, взявшись за руки, целовали розы, смотрели на ясное солнышко и разговаривали с ним - им чудилось, что с него глядел на них сам младенец Христос. Что за чудное было лето, и как хорошо было под кустами благо­ухающих роз, которые, казалось, должны были цвести вечно!

Кай и Герда сидели и рассматривали книжку с картинками -зверями и птицами; на больших башенных часах пробило пять.

- Ах! - вскрикнул вдруг мальчик. - Мне кольнуло прямо в сердце и что-то попало в глаз!

Девочка обвила ручонкой его шею, он мигал, но в глазу ни­чего как будто не было.

- Должно быть, выскочило! - сказал он.

Но в том-то и дело, что нет. В сердце и в глаз ему попали два осколка дьявольского зеркала. Бедняжка Кай! Теперь сердце его должно было превратиться в кусок льда! Боль в глазу и в сердце уже прошла, но самые осколки в них остались.

- О чем же ты плачешь? - спросил он Герду. - У! Какая ты сейчас безобразная! Мне совсем не больно! Фу! - закричал он вдруг. - Эту розу точит червь! А та совсем кривая! Какие гад­кие розы! Не лучше ящиков, в которых торчат!

И он, толкнув ящик ногою, вырвал две розы.

- Кай, что ты делаешь? - закричала девочка, а он, увидя ее испуг, вырвал еще одну и убежал от миленькой маленькой Герды в свое окно.

Приносила ли после того ему девочка книжку с картинка­ми, он говорил, что эти картинки хороши лишь для грудных детей; рассказывала ли что-нибудь старушка бабушка, он придирался к словам. Да если бы еще только это! А то он до­шел до того, что стал передразнивать ее походку, надевать очки и подражать ее голосу! Выходило очень похоже, и это смешило людей. Скоро мальчик научился передразнивать и всех соседей - он отлично умел выставлять напоказ все их странности и недостатки, - и люди говорили:

- Что за голова у этого мальчугана! А причиной всему были осколки зеркала, что попали ему в глаз и сердце. Потому-то он насмехался даже над миленькой маленькой Гердой, которая любила его всем сердцем.

И забавы его стали теперь совсем иными. Раз зимою, когда шел снежок, он вышел с большим зажигательным стеклом и подставил под снег полу своей синей куртки.

- Погляди в стекло, Герда! - сказал он.

Каждая снежинка казалась под стеклом куда больше, чем была на самом деле, и походила на роскошный цветок или десятиугольную звезду. Чудо что такое!

- Видишь, как искусно сделано! - сказал Кай. - Это куда интереснее настоящих цветов! И какая точность! Ни единой неправильной линии! Ах, если бы они только не таяли!

Немного спустя Кай появился в больших рукавицах, с сан­ками за спиною, крикнул Герде в самое ухо: «Мне позволили покататься на площади с другими мальчиками!» - и убежал.дети играют на заснеженной улице

На площади каталось множество детей. Те, что были по­смелее, привязывали свои санки к крестьянским саням и уезжали таким образом довольно далеко. Веселье так и кипело. В самый разгар его откуда-то прикатили большие белые сани. В них сидел человек, укутанный в белую меховую шу­бу и с такой же шапкой на голове. Кай живо привязал к ним свои санки и покатил. Большие сани понеслись быстрее и за­тем свернули с площади в переулок. Сидевший в них человек обернулся и дружески кивнул Каю, точно знакомому. Кай несколько раз порывался отвязать свои сани, но человек в шубе кивал ему, и он ехал дальше. Вот они выехали за город­ские ворота. Снег повалил вдруг хлопьями, стемнело так, что кругом не было видно ни зги. Мальчик поспешно отпустил веревку, которою зацепился за большие сани, но санки его точно приросли к большим саням и продолжали нестись ви­хрем. Кай громко закричал - никто не услышал его! Снег ва­лил, санки мчались, ныряя в сугробах, прыгая через изгоро­ди и канавы. Кай весь дрожал, хотел прочесть «Отче наш», но в уме у него вертелась одна таблица умножения.

Снежные хлопья все росли и обратились под конец в боль­ших белых куриц. Вдруг они разлетелись в стороны, большие сани остановились, и сидевший в них человек встал. Это была высокая, стройная, ослепительно-белая женщина -Снежная королева; и шуба и шапка на ней были из снега.

- Славно проехались! - сказала она. - Но ты совсем замерз? Полезай ко мне в шубу!

И, посадив мальчика к себе в сани, она завернула его в свою шубу; Кай словно опустился в снежный сугроб.

- Все еще мерзнешь, малыш? - спросила она и поцеловала его в лоб.

У! Поцелуй ее был холоднее льда, пронизал его холодом на­сквозь и дошел до самого сердца. На миг Каю показалось, что вот-вот он умрет, но нет, напротив, стало легче, он даже сов­сем перестал зябнуть.

- Мои санки! Не забудь мои санки! - спохватился он.

И санки были привязаны на спину одной из белых куриц, которая и полетела с ними за большими санями. Снежная королева увозит кая на саняхСнежная королева поцеловала Кая еще раз, и он позабыл и Герду, и ба­бушку, и всех домашних.

- Больше я не буду целовать тебя! - сказала она. - А не то зацелую до смерти!

Кай взглянул на нее; она была так хороша! Более умного, прелестного лица он не мог себе и представить. Теперь она не казалась ему ледяною, как в тот раз, когда она сидела за окном и кивала ему головой; теперь она казалась ему со­вершенством. Он совсем не боялся ее и рассказал ей, что знает все четыре действия арифметики, да еще с дробями, знает, сколько в каждой стране квадратных миль и жите­лей, а она только улыбалась в ответ. И тогда ему показа­лось, что он и в самом деле знает мало, и он устремил свой взор в бесконечное воздушное пространство. В тот же миг Снежная королева взвилась с ним на темное свинцовое об­лако, и они понеслись вперед. Буря выла и стонала, словно распевая старинные песни; они летели над лесами и озера­ми, над полями и морями, под ними дули холодные ветры, выли волки, сверкал снег, летали с криком черные воро­ны, а над ними сиял большой ясный месяц. На него смот­рел Кай всю долгую-долгую зимнюю ночь - днем он спал у ног Снежной королевы.

Рассказ третий ЦВЕТНИК ЖЕНЩИНЫ, УМЕВШЕЙ КОЛДОВАТЬ

А что же было с Гердой, когда Кай не вернулся? Куда он де­вался? Никто не знал этого, никто не мог ничего сообщить. Мальчики рассказали только, что видели, что он привязал свои санки к большим великолепным саням, которые потом свернули в переулок и выехали за городские ворота. Никто не знал, куда он девался. Много было пролито о нем слез; горько и долго плакала Герда.

Но вот наступила весна, выглянуло солнце.

- Кай умер и больше не вернется! - сказала Герда.

- Не верю! - отвечал солнечный свет.

- Он умер и больше не вернется! - повторила она ласточкам.

- Не верим! - ответили они.

Под конец и сама Герда перестала этому верить.

- Надену-ка я свои новые красные башмачки - Кай ни ра­зу еще не видал их, - сказала она однажды утром, - да пойду к реке спросить про него.

Было еще очень рано; она поцеловала спящую бабушку, надела красные башмачки и побежала одна-одинешенька за город, прямо к реке.

- Правда, что ты взяла моего названого братца? Я подарю тебе свои красные башмачки, если ты отдашь мне его назад!

И девочке почудилось, что волны как-то странно кивают ей; тогда она сняла свои красные башмачки, самую большую свою драгоценность, и бросила их в реку. Но они упали как раз у берега, и волны сейчас же вынесли их на сушу - река как будто не хотела брать у девочки ее драгоценность, так как не могла вернуть ей Кая. Девочка же подумала, что бро­сила башмачки недостаточно далеко, влезла в лодку, качав­шуюся в тростнике, стала на самый краешек кормы и опять бросила башмачки в воду. Лодка не была привязана и от­толкнулась от берега. Девочка хотела поскорее выпрыгнуть на сушу, но, пока пробралась с кормы на нос, лодка уже от­плыла на целый аршин и быстро понеслась по течению.

Герда у воды лодка и прибойГерда испугалась и принялась плакать, но никто, кроме во­робьев, не слышал ее криков; воробьи же только летели за ней вдоль берега да щебетали, словно желая ее утешить: «Мы здесь! Мы здесь!»

Лодку уносило все дальше; Герда сидела мирно, в одних чулках; красные башмачки плыли за лодкой, но не могли догнать ее.

Берега реки были очень красивы; повсюду виднелись чу­деснейшие цветы, высокие, раскидистые деревья, луга, на которых паслись овцы и коровы, но нигде не было видно ни одной человеческой души.

«Может быть, река несет меня к Каю?» - подумала Герда, повеселела, встала на нос лодки и долго любовалась краси­выми зелеными берегами. Но вот она приплыла к большому вишневому саду, в котором приютился домик с цветными стеклами в окошках и соломенной крышей. У дверей стояли два деревянных солдата и отдавали ружьями честь всем, кто проплывал мимо.

Герда закричала им - она приняла их за живых, - но они, понятно, не ответили ей. Вот она подплыла к ним еще ближе, лодка подошла чуть не к самому берегу, и девочка закричала еще громче. Из домика вышла, опираясь на клюку, старая-престарая старушка в большой соломенной шляпе, распи­санной чудесными цветами.

- Бедная крошка! - сказала старушка. - Как ты попала на такую большую быструю реку да забралась так далеко?

С этими словами старушка вошла в воду, зацепила лодку своею клюкой, притянула ее к берегу и высадила Герду.

Герда была рада-радешенька, что очутилась наконец на су­ше, хоть и побаивалась чужой старухи.

- Ну, пойдем, да расскажи мне, кто ты и как сюда попала? -сказала старушка.

Герда стала рассказывать ей обо всем, а старушка покачи­вала головой и повторяла: «Гм! Гм!» Но вот девочка кончила и спросила старуху, не видала ли она Кая. Та ответила, что он еще не проходил тут, но, верно, пройдет, так что девочке пока не о чем горевать - пусть лучше попробует вишен да полюбуется цветами, что растут в саду: они красивее нарисо­ванных в любой книжке с картинками и все умеют рассказы­вать сказки! Тут старушка взяла Герду за руку, увела к себе в домик и заперла дверь на ключ.

Окна были высоко от полу и все из разноцветных - крас­ных, голубых и желтых - стеклышек; от этого и сама комна­та была освещена каким-то удивительным ярким, радуж­ным светом. На столе стояла корзинка со спелыми вишнями, и Герда могла есть их сколько душе угодно; пока же она ела, старушка расчесывала ей волосы золотым гребешком. Воло­сы у нее вились, и кудри окружали свеженстарушка и цветочный садькое, круглое, словно роза, личико девочки золотым сиянием.

- Давно мне хотелось иметь такую миленькую девочку! - ска­зала старушка. - Вот увидишь, как ладно мы заживем с тобою!

И она продолжала расчесывать кудри девочки, и чем доль­ше чесала, тем больше Герда забывала своего названого брат­ца Кая - старушка умела колдовать. Она не была злою колду­ньей и колдовала только изредка, для своего удовольствия; теперь же ей очень захотелось оставить у себя Герду. И вот она пошла в сад, дотронулась своей клюкой до всех розовых кустов, и те, как стояли в полном цвету, так все и ушли глубоко-глубоко в землю, и следа от них не осталось. Старушка боялась, что Герда при виде ее роз вспомнит о своих, а там и о Кае, да и убежит.

Сделав свое дело, старушка повела Герду в цветник. У де­вочки глаза разбежались: тут были цветы всех сортов, всех времен года. Что за красота, что за благоухание! Герда прыга­ла от радости и играла среди цветов, пока солнце не село за высокими вишневыми деревьями. Тогда ее уложили в чудес­ную постельку с красными шелковыми перинками, набиты­ми голубыми фиалками; девочка заснула, и ей снились такие сны, какие видит разве только королева в день своей свадьбы.

На другой день Герде опять позволили играть на солныш­ке. Так прошло много дней. Герда знала каждый цветочек в саду, но как ни много их было, ей все-таки казалось, что ка­кого-то недостает, только какого же? Раз она сидела и рас­сматривала соломенную шляпу старушки, расписанную цве­тами; самым красивым из них была роза - старушка забыла ее стереть. Вот что значит рассеянность!

- Как! Тут нет роз? - удивилась Герда и сейчас же побежа­ла искать их по всему саду; она искала, искала, но так и не нашла ни одной!

Тогда девочка опустилась на землю и заплакала. Теплые слезы упали как раз на то место, где стоял прежде один из ро­зовых кустов, и как только они смочили землю - куст мгно­венно вырос из нее, такой же свежий, цветущий, как преж­де. Герда обвила его ручонками, принялась целовать розы и вспомнила о тех чудных розах, что цвели у нее дома, а вмес­те с тем и о Кае.

- Как же я замешкалась! - сказала девочка. - Мне ведь надо искать Кая!.. Не знаете ли вы, где он? - спросила она у роз. -Верите ли вы, что он умер и не вернется больше?

- Он не умер! - сказали розы. - Мы ведь были под землею, где лежат все умершие, но Кая меж ними не было.

- Спасибо вам! - сказала Герда и пошла к другим цветам, заглядывала в их чашечки и спрашивала: - Не знаете ли вы, где Кай?цветочный сад

Но каждый цветок грелся на солнышке и был поглощен только собственной своей сказкой или историей; их наслушалась Герда много, очень много, но ни один из цветов не сказал ни слова о Кае. Что же рассказала ей огненная лилия?

- Слышишь, бьет барабан? Бум! Бум! Звуки очень однооб­разны: бум, бум! Прислушайся к заунывному пению жен­щин! Прислушайся к крику жрецов!.. В длинном красном одеянии стоит на костре индийская вдова. Пламя вот-вот охватит ее и тело ее умершего мужа, но она думает о живом -о том, кто стоит здесь же, о том, чьи взоры жгут ее сердце сильнее пламени, которое сейчас испепелит ее тело. Разве пламя костра может загасить пламя сердца?

- Ничего не понимаю! - сказала Герда.

- Это моя сказка! - отвечала огненная лилия. Что рассказал вьюнок?

- Узкая горная тропинка ведет к гордо возвышающемуся на склоне старинному рыцарскому замку. Старые кирпич­ные стены густо увиты плющом. Листья его цепляются за балкон, а на балконе стоит прелестная девушка; она переве­силась через перила и смотрит на дорогу. Девушка свежее ро­зы, воздушнее колеблемого ветром цветка яблони. Как шеле­стит ее шелковое платье! «Неужели же он не придет?»

- Ты говоришь про Кая? - спросила Герда.

- Я рассказываю свою сказку, свои грезы! - отвечал вьюнок. Что рассказал крошка подснежник?

- Между деревьями качается длинная доска - это качели. На доске сидят две маленькие девочки; платьица на них бе­лые как снег, а на шляпках развеваются длинные зеленые шелковые ленты. Братишка, постарше их, стоит на качелях позади сестер, зацепившись локтями за веревки; в одной ру­ке у него - маленькая чашечка с мыльной водой, в другой -глиняная трубочка. Он пускает пузыри, доска качается, пу­зыри разлетаются по воздуху, переливаясь на солнце всеми цветами радуги. Вот один повис на конце трубочки и колы­шется от дуновения ветра. Черненькая собачонка, легкая, как мыльный пузырь, встает на задние лапки, а передние кладет на доску, но доска взлетает кверху, собачонка падает, тявкает и сердится. Дети дразнят ее, пузыри лопаются... До­ска качается, пена разлетается - вот моя песенка! - Она, может быть, и хороша, да ты говоришь все это та­ким печальным тоном! И опять ни слова о Кае! Что скажут гиацинты?

- Жили-были три стройные, воздушные красавицы. На одной платье было красное, на другой голубое, на третьей совсем белое. Рука об руку танцевали они при ясном лунном свете у тихого озера. То были не эльфы, а настоящие девуш­ки. В воздухе разлился сладкий аромат, и девушки скры­лись в лесу. Вот аромат стал еще сильнее, еще слаще... По озеру плыли три гроба - они появились из черной чащи, в них лежали красавицы сестры, а вокруг них порхали, слов­но живые огоньки, светляки. Спят ли девушки или умерли? Аромат цветов говорит, что умерли. Вечерний колокол зво­нит по усопшим!

- Вы навели на меня грусть! - сказала Герда. - Ваши коло­кольчики тоже пахнут так сильно!.. Теперь у меня из головы не идут умершие девушки! Ах, неужели и Кай умер? Но ро­зы были под землей и говорят, что его нет там!

- Динь-дан! - зазвенели колокольчики гиацинтов. - Мы звоним не по Каю! Мы и не знаем его! Мы звоним свою соб­ственную песенку; другой мы не умеем!

И Герда пошла к золотому одуванчику, сиявшему в блестя­щей, зеленой траве.

- Ты, маленькое ясное солнышко! - сказала ему Герда. - Ска­жи, не знаешь ли ты, где мне искать моего названого братца?

Одуванчик засиял еще ярче и взглянул на девочку. Какую же песенку спел он ей? Увы! И в этой песенке ни слова не го­ворилось о Кае!

- Ранняя весна; на маленький дворик приветливо светит ясное солнышко. Ласточки вьются возле белой стены со­седнего дома. Из зеленой травки выглядывают первые желтенькие цветочки, сверкающие на солнышке, словно золотые. На двор вышла посидеть старенькая бабушка; вот пришла из гостей ее внучка, бедная служанка, и крепко целует старушку. Поцелуй девушки дороже золота - он идет прямо от сердца. Золото на ее губах, золото в ее сер­дечке, золото и на небе в утренний час! Вот и все! - сказал одуванчик.

клен- Бедная моя бабушка! - вздох­нула Герда. - Как она скучает обо мне, как горюет! Не меньше, чем горевала о Кае! Но я скоро вернусь и приведу его с собой. Нечего боль­ше и расспрашивать цветы - у них ничего не добьешься, они знают только свои песенки!

И она подвязала юбочку повы­ше, чтобы удобнее было бежать, но когда хотела перепрыгнуть че­рез нарцисс, тот хлестнул ее по но­гам. Герда остановилась, посмот­рела на длинный цветок и спросила:

- Может быть, ты что-нибудь знаешь?

И она наклонилась к нему, ожи­дая ответа. Что же сказал нарцисс?

- Я вижу себя! Я вижу себя! О,

как я благоухаю!.. Высоко-высоко в маленькой каморке, под самой крышей, стоит полуодетая танцовщица. Она то балан­сирует на одной ножке, то опять твердо стоит на обеих и попи­рает ими весь свет - она ведь один обман зрения. Вот она льет из чайника воду на какой-то белый кусок материи, который держит в руках. Это ее корсаж. Чистота - лучшая красота! Белая юбочка висит на гвозде, вбитом в стену; юбка тоже вы­стирана водою из чайника и высушена на крыше! Вот девуш­ка одевается и повязывает на шею ярко-желтый платочек, еще резче оттеняющий белизну платьица. Опять одна ножка взвивается в воздух! Гляди, как прямо она стоит на другой, точно цветок на своем стебельке! Я вижу себя, я вижу себя!

- Да мне мало до этого дела! - сказала Герда. - Нечего мне об этом и рассказывать!

И она побежала из сада.

Дверь была заперта лишь на задвижку; Герда дернула ржа­вый засов, он поддался, дверь отворилась, и девочка так, босоножкой, и пустилась бежать по дороге! Раза три оберну­лась она назад, но никто не гнался за нею. Наконец она уста­ла, присела на камень и огляделась кругом: лето уже про­шло, на дворе стояла поздняя осень, а в чудесному саду старушки, где вечно сияло солнышко и цвели цветы всех времен года, этого и не было заметно!

- Господи! Как же я замешкалась! Ведь уж осень на дворе! Тут не до отдыха! - сказала Герда и опять пустилась в путь.

Ах, как болели ее бедные, усталые ножки! Как холодно, сыро было в воздухе! Листья на ивах совсем пожелтели, туман оседал на них крупными каплями и стекал на землю; листья так и сы­пались. Один терновник стоял весь покрытый вяжущими, терп­кими ягодами. Каким серым, унылым казался весь белый свет!

Рассказ четвертый ПРИНЦ И ПРИНЦЕССА

Пришлось Герде опять присесть отдохнуть. На снегу прямо перед ней прыгал большой ворон; он долго-долго смотрел на девочку, кивая ей головою, и наконец заговорил:

- Кар-кар! Здрасьте!

Чище этого он выговаривать по-человечески не мог, но, ви­димо, желал девочке добра и спросил ее, куда это она бредет по белу свету одна-одинешенька? Слова «одна-одинешень-ка» Герда поняла отлично и сразу почувствовала все их зна­чение. Рассказав ворону всю свою жизнь, девочка спросила, не видал ли он Кая?

Ворон задумчиво покачал головой и сказал:

- Может быть, может быть!

- Как? Правда? - воскликнула девочка и чуть не задушила ворона поцелуями.

- Потише, потише! - сказал ворон. - Я думаю, что это был твой Кай! Но теперь он, верно, забыл тебя со своей принцессой!

- Разве он живет у принцессы? - спросила Герда.

- А вот послушай! - сказал ворон. - Только мне ужасно трудно говорить по-вашему! Вот если бы ты понимала по-во­роньи, я рассказал бы тебе обо всем куда лучше. соножкой, и пустилась бежать по дороге! Раза три оберну­лась она назад, но никто не гнался за нею. Наконец она уста­ла, присела на камень и огляделась кругом: лето уже про­шло, на дворе стояла поздняя осень, а в чудесному саду старушки, где вечно сияло солнышко и цвели цветы всех времен года, этого и не было заметно!

- Господи! Как же я замешкалась! Ведь уж осень на дворе! Тут не до отдыха! - сказала Герда и опять пустилась в путь.

Ах, как болели ее бедные, усталые ножки! Как холодно, сыро было в воздухе! Листья на ивах совсем пожелтели, туман оседал на них крупными каплями и стекал на землю; листья так и сы­пались. Один терновник стоял весь покрытый вяжущими, терп­кими ягодами. Каким серым, унылым казался весь белый свет!



Рассказ четвертый ПРИНЦ И ПРИНЦЕССА

Герда и ворон у ограды дворца

Пришлось Герде опять присесть отдохнуть. На снегу прямо перед ней прыгал большой ворон; он долго-долго смотрел на девочку, кивая ей головою, и наконец заговорил:

- Кар-кар! Здрасьте!

Чище этого он выговаривать по-человечески не мог, но, ви­димо, желал девочке добра и спросил ее, куда это она бредет по белу свету одна-одинешенька? Слова «одна-одинешень-ка» Герда поняла отлично и сразу почувствовала все их зна­чение. Рассказав ворону всю свою жизнь, девочка спросила, не видал ли он Кая?

Ворон задумчиво покачал головой и сказал:

- Может быть, может быть!

- Как? Правда? - воскликнула девочка и чуть не задушила ворона поцелуями.

- Потише, потише! - сказал ворон. - Я думаю, что это был твой Кай! Но теперь он, верно, забыл тебя со своей принцессой!

- Разве он живет у принцессы? - спросила Герда.

- А вот послушай! - сказал ворон. - Только мне ужасно трудно говорить по-вашему! Вот если бы ты понимала по-во­роньи, я рассказал бы тебе обо всем куда лучше. - Нет, этому меня не учили! - сказала Герда. - Бабушка -та понимает! Хорошо бы и мне уметь!

- Ну ничего! - сказал ворон. - Расскажу, как сумею, хоть и плохо.

И он рассказал обо всем, что только сам знал.

- В королевстве, где мы с тобой находимся, есть принцесса, такая умница, что и сказать нельзя! Она прочла все газеты на свете и уже позабыла все, что прочла, - вот какая умница! Раз как-то сидела она на троне - а веселья-то в этом ведь не­много, как говорят люди, - и напевала песенку: «Отчего бы мне не выйти замуж?» «А ведь и в самом деле!» - подумала она, и ей захотелось замуж. Но в мужья она хотела выбрать себе такого человека, который бы сумел отвечать, когда с ним заговорят, а не такого, что умел бы только важничать, это ведь так скучно! И вот созвали барабанным боем всех при­дворных дам и объявили им волю принцессы. Все они были очень довольны и сказали: «Вот это нам нравится! Мы и сами давно об этом думали!» Ведь это истинная правда! - прибавил ворон. - У меня при дворе есть невеста, она ручная, разгули­вает по дворцу, - от нее-то я и знаю все это.

Невестою его была ворона - каждый ведь ищет жену себе под стать.

- На другой день все газеты вышли с каймой из сердец и вензелями принцессы. В газетах было объявлено, что каж­дый молодой человек приятной наружности может явиться во дворец и побеседовать с принцессой; того же, кто будет держать себя вполне свободно, как дома, и окажется всех красноречивее, принцесса изберет себе в мужья! Да, да! - по­вторил ворон. - Все это так же верно, как то, что я сижу здесь перед тобою! Народ повалил во дворец валом, давка была страшная, но толку не вышло никакого ни в первый, ни во второй день. На улице все женихи говорили отлично, но стоило им перешагнуть дворцовый порог, увидеть гвар­дию всю в серебре, а лакеев в золоте и вступить в огромные, залитые светом залы, как их брала оторопь. Подойдут к тро­ну, где сидит принцесса, да и повторяют только ее послед­ние слова, а ей вовсе не этого было нужно! Право, их всех точно опаивали дурманом! А вот выйдя за ворота, они опять обретали дар слова. От самых ворот до дверей дворца тянул­ся длинный-длинный хвост женихов. Я сам был там и видел! Женихам хотелось есть и пить, но из дворца им не выносили даже стакана воды. Правда, кто был поумнее, запасся бутер­бродами, но запасливые не делились с соседями, думая про себя: «Пусть себе поголодают, отощают - принцесса и не возьмет их!»

- Ну, а Кай-то, Кай? - спросила Герда. - Когда же он явил­ся? И он пришел свататься?

- Постой! Постой! Теперь мы как раз дошли до него! На тре­тий день явился небольшой человечек, не в карете, не вер­хом, а просто пешком, и прямо вошел во дворец. Глаза его блестели, как твои; волосы у него были длинные, но одет он был бедно. - Это Кай! - обрадовалась Герда. - Так я нашла его! - И она захлопала в ладоши.

- За спиной у него была котомка! - продолжал ворон.

- Нет, это, верно, были его саночки! - сказала Герда. - Он ушел из дома с санками!

- Очень возможно! - сказал ворон. - Я не разглядел хоро­шенько. Так вот, моя невеста рассказывала мне, что, войдя в дворцовые ворота и увидев гвардию в серебре, а на лестницах лакеев в золоте, он ни капельки не смутился, кивнул головой и сказал: «Скучно, должно быть, стоять тут, на лестнице, я лучше войду в комнаты!» Залы все были залиты светом; вельможи расхаживали без сапог, разнося золотые блюда, -торжественнее уж нельзя было! А его сапоги так и скрипели, но он и этим не смущался.

- Это, наверно, Кай! - воскликнула Герда. - Я знаю, что на нем были новые сапоги! Я сама слышала, как они скрипели, когда он приходил к бабушке!

- Да, они таки скрипели порядком! - продолжал ворон. - Но он смело подошел к принцессе; она сидела на жемчужине ве­личиною с колесо прялки, а кругом стояли придворные дамы и кавалеры со своими горничными, служанками горничных, камердинерами, слугами камердинеров и прислужником ка­мердинерских слуг. Чем дальше кто стоял от принцессы и ближе к дверям, тем важнее, надменнее держал себя. На при­служника камердинерских слуг, стоявшего в самых дверях, нельзя было и взглянуть без страха, такой он был важный!

- Вот страх-то! - сказала Герда. - А Кай все-таки женился на принцессе?

- Не будь я вороном, я бы сам женился на ней, хоть я и по­молвлен. Он вступил с принцессой в беседу и говорил так же хорошо, как я, когда говорю по-вороньи, - так, по крайней мере, сказала мне моя невеста. Держался он вообще очень свободно и мило и заявил, что пришел не свататься, а только послушать умные речи принцессы. Ну и вот, она ему понра­вилась, он ей тоже!

- Да, да, это Кай! - сказала Герда. - Он ведь такой умный! Он знал все четыре действия арифметики, да еще с дробями! Ах, проводи же меня во дворец!

- Легко сказать, - ответил ворон, - да как это сделать? По­стой, я поговорю с моею невестой, она что-нибудь придумает. Ты надеешься, что тебя вот так прямо и впустят во дворец? Как же, не очень-то туда впускают таких девочек!

- Меня впустят! - сказала Герда. - Только бы Кай услы­шал, что я тут, сейчас же прибежал за мною!

- Подожди меня здесь, у решетки! - сказал ворон, тряхнул головой и улетел.

Вернулся он уже совсем под вечер и закаркал:

- Кар, кар! Моя невеста шлет тебе тысячу поклонов и вот этот маленький хлебец. Она стащила его на кухне - там их много, а ты, верно, голодна!.. Ну, во дворец так просто тебе не попасть: ты ведь босая - гвардия в серебре и лакеи в золо­те ни за что не пропустят тебя. Но не плачь, ты все-таки по­падешь туда. Невеста моя знает, как пройти в спальню прин­цессы с черного хода, и знает, где достать ключ.

И вот они пробрались в сад, пошли по длинным аллеям, усыпанн